Убей меня, и этим ты уничтожишь себя.

Оставь мне жизнь, и я навеки поселюсь в твоих ночных кошмарах.

Она тихо всхлипывает. Медленно опускает пистолет. «Нет», — шепчет она. И уже громче, с вызовом, повторяет: «Нет». Потом расправляет плечи и делает глубокий вдох.

И возвращается к машине.

25

Риццоли стояла на лужайке, глядя на четыре железных кола, вогнанных в землю. Два для рук, два для ног. Шнуры, уже в форме петли, должны были затянуться на запястьях и щиколотках. Она старалась не думать о предназначении этих кольев. Вместо этого она двинулась вдоль леса — деловито, как настоящий полицейский, осматривающий место происшествия. Она гнала прочь мысли о том, что это ее конечности должны были быть привязаны к кольям, и ее плоть должны были кромсать инструменты, припасенные в рюкзаке Хойта. Она чувствовала на себе взгляды своих коллег, слышала, как их голоса понизились до шепота, когда она приблизилась. Повязка на голове однозначно выдавала в ней раненую, и они обращались с ней как с хрупкой и бесценной вазой. Это было лишнее, ей совсем не хотелось ощущать себя жертвой. Она должна была доказать прежде всего себе самой, что полностью контролирует свои эмоции.

Поэтому она обошла лужайку так, как если бы это было обычное место происшествия. Еще вчера криминалисты из полицейского управления штата все сфотографировали, обработали на предмет улик, и оцепление было снято, но сегодня утром Риццоли и ее команда захотели осмотреть все своими глазами. Она забрела с Фростом в лес, измерив рулеткой расстояние от дороги до лужайки, где полиция обнаружила рюкзак Хойта. Не отвлекаясь на любование красотами этого участка леса, Риццоли осмотрела место. В ее блокноте был полный список того, что хранилось в рюкзаке: скальпели и клещи, щипцы и перчатки. Она изучила фотографии отпечатков подошв Хойта, теперь закатанных в пластик, рассмотрела запечатанные в пакеты шнуры с петлями, не позволяя себе думать о том, для кого они предназначались. Она посмотрела на небо, не смея признаться себе в том, что этот вид — верхушки деревьев на фоне неба — мог стать последним в ее жизни. Джейн Риццоли — жертвы сегодня здесь не было. Может, коллеги и наблюдали за ней, ожидая, когда она сорвется, но напрасно. Они этого не дождутся. Никто не дождется.

Она закрыла свой блокнот и, подняв глаза, увидела за деревьями Габриэля Дина, который направлялся к ней. Хотя ее сердце и забилось сильнее, она встретила его сухим кивком, и в ее взгляде явственно читалось: «Давайте не отвлекаться от дела».

Он понял, и они встали рядом как два профессионала, стараясь не выдать и намека на интимную близость, которую им довелось пережить всего пару дней назад.

— Шофер был нанят полгода назад службой заказа VIP-лимузинов, — сказала она. — Йигеры, Генты, Уэйты — все они были в числе клиентов, которых он подвозил. У него был доступ к расписанию подачи машин для VIP-клиентов. Должно быть, он увидел в этом списке и мое имя; отменил мой заказ, чтобы занять место водителя, который должен был приехать за мной в аэропорт.

— А в этой фирме проверяли его послужной список?

— Его рекомендации были отличными, хотя и датированы несколькими годами ранее. — Она сделала паузу. — Кстати, в его резюме не было упоминания о военной службе.

— Это потому, что Джон Старк — его ненастоящее имя.

Риццоли нахмурилась.

— Так он еще и имя украл?

Дин жестом пригласил ее зайти в лес. Они ушли с лужайки и оказались в гуще деревьев, где могли говорить, не опасаясь быть услышанными.

— Настоящий Джон Старк погиб в сентябре девяносто девятого года в Косове, — сказал Дин. — Он был строительным рабочим, прибыл туда по линии ООН. Погиб, когда его джип подорвался на мине. Он похоронен в Корпус-Кристи, в Техасе.

— Выходит, мы даже не знаем настоящего имени нашего убийцы.

Дин покачал головой.

— Отпечатки пальцев, рентгеновские снимки зубов, образцы тканей будут направлены и в Пентагон, и в ЦРУ.

— Мы ведь не получим ответов ни от тех, ни от других. Верно?

— Нет, если окажется, что Властелин — их человек. Ты просто решила за них их проблему. Больше их ничего не волнует.

— Может, я и решила их проблему, — горько произнесла она. — Но только не свою.

— Хойт? Он больше никогда не причинит тебе вреда.

— Господи, мне требовалось лишь сделать еще один выстрел...

— Он, вероятно, парализован до конца своих дней, Джейн. Я не могу представить себе более тяжкого наказания.

Они вышли из леса на грязную дорогу. Лимузин успели увезти, но на дороге еще остались следы, напоминавшие о том, что здесь произошло. Она посмотрела на засохшую лужицу крови, в которой умер человек, называвший себя Джоном Старком. Чуть дальше виднелось пятно поменьше — там упал Хойт, с онемевшими ногами, с поврежденным позвоночником.

Я могла бы покончить с ним, но позволила ему остаться в живых. И я до сих пор не знаю, правильно ли я поступила.

— Как ты, Джейн?

Риццоли услышала интимные нотки в его вопросе, молчаливое признание того, что отныне они не просто коллеги. Она взглянула на него и вдруг вспомнила о своем расцарапанном лице и перевязанной голове. Ей вовсе не хотелось, чтобы он видел ее такой, но вот она стояла перед ним, и не было смысла скрывать синяки. Оставалось только стоять и просто смотреть ему в глаза.

— Все в порядке, — сказала она. — Несколько швов на голове, несколько порванных мышц. И уродливая физиономия. — Она махнула на свое покалеченное лицо и рассмеялась. — Но ты бы видел голову того парня.

— Мне кажется, тебе не следует здесь находиться, — сказал Дин.

— Что ты имеешь в виду?

— Прошло слишком мало времени.

— Мне как раз необходимо быть здесь.

— Ты никогда не даешь себе поблажки?

— А зачем?

— Затем, что ты не машина. Ты все равно переживаешь. Хотя и притворяешься, будто здесь для тебя рядовое место происшествия.

— Так оно и есть.

— Даже после того, что едва не случилось?

Едва не случилось.

Она посмотрела на пятна крови, засохшие в грязи, и на мгновение дорога как будто покачнулась, и стены, которые она с таким трудом возвела, треснули, угрожая разрушением самому фундаменту, на котором она сейчас стояла.

Дин поддержал ее под руку, и это вызвало у нее слезы. Его уверенное прикосновение как будто говорило: «Хотя бы раз позволь себе быть обыкновенным человеком. Быть слабой».

— Прости меня за Вашингтон, — тихо произнесла она.

Она увидела боль в его глазах и догадалась, что он неправильно понял смысл ее слов.

— Выходит, ты жалеешь о том, что было, — хрипло произнес он.

— Нет, я совсем не об этом...

— Тогда за что ты просишь прощения?

Она вздохнула.

— За то, что уехала, не сказав тебе, как много для меня значила та ночь. Мне жаль, что я даже толком не попрощалась с тобой. И что... — Она запнулась. — И что не позволила тебе позаботиться обо мне, хотя бы раз. Потому что, по правде говоря, мне была очень нужна твоя забота. Я не такая уж сильная, какой хочу казаться.

Он улыбнулся и сжал ее руку.

— Никто из нас не может этим похвастать, Джейн.

— Эй, Риццоли! — Это был Барри Фрост, который искал ее в лесу.

Она смахнула набежавшие слезы и обернулась на его крик.

— Да?

— У нас только что прошел вызов двадцать-пятьдесят четыре. Бакалейный магазин, Джамайка-Плейн. Убиты продавец и покупатель. Место происшествия уже оцеплено.

— Боже! В такую рань...

— Наша очередь ехать на вызов. Ты с нами?

Она глубоко вздохнула и повернулась к Дину. Он уже отпустил ее руку, и, хотя ей так не хватало его прикосновения, она почувствовала себя сильной, дрожь ушла, и земля под ногами вновь стала твердой. Но она еще не была готова оборвать этот миг. Их расставание в Вашингтоне оказалось смазанным; она не собиралась допустить такое еще раз. Она не позволит, чтобы ее жизнь стала похожей на жизнь Корсака — печальную хронику сожалений и разочарований.